ЦК закрыт, все ушли... [Очень личная книга] - Николай Зенькович

Увы, ответы были воистину аппаратными: минимум информации и максимум обтекаемых формулировок. Тактика традиционная; выждать, не торопиться с оценками, не проболтаться, напустить тумана, честный и требовательный разговор подменить дежурной «галочной» отработкой. Теперь мне понятно, почему ведущим пресс-конференции посадили заведующего идеологическим отделом Дегтярева — он хорошо выручал своих незадачливых начальников.

Вот один из образчиков ответов; «Что касается здоровья (М. С. Горбачева.— Н.З.), я даже сейчас думаю, что мои коллеги тоже не могут вам, особенно с такой уверенностью с медицинской точки зрения, сказать, что все отлично, но вместе с тем то, чем мы располагаем, дает нам право сказать, что здоровье не является причиной...»

Цитирование можно продолжать. Но уже приведенных ответов достаточно для того, чтобы понять, как отвечали участники пресс-конференции на вопрос: «Почему в ваших выступлениях не прозвучали оценки действий главарей путча, которые состояли в партии и были далеко не рядовыми ее членами?» Или на такой вопрос: «Чем объясняется запоздалая реакция ЦК на арест генсека? Расскажите, какие были попытки связаться с Горбачевым, узнать о его судьбе и здоровье, какую помощь попытался ему оказать как генсеку и президенту аппарат ЦК?»

В середине октября 1991 года Ивашко в одном из газетных интервью разъяснил, как ставился вопрос «с первого дня» о встрече с Генеральным секретарем. ,«Нам четко отвечали, что это невозможно», — сказал Владимир Антонович. «Кто? Г. И. Янаев?» — уточнил корреспондент. «Нет, — ответил Ивашко. — Ни девятнадцатого, ни двадцатого августа мне ни один человек из ГКЧП не звонил, ни я никому не звонил. Единственный, кому из числа принадлежащих к государственному руководству я позвонил утром девятнадцатого и спросил: «Что происходит?» — был А. И. Лукьяпов. Он ответил: «Ты знаешь, по-моему, это авантюра». Так было сказано, а правда — есть правда. Мы поняли, что с М. С. Горбачевым не увидимся, если будем только ставить вопросы, а не решать их».

Вот тогда Ивашко позвонил Янаеву. Это был их первый и единственный разговор в те дни. Он состоялся в присутствии других секретарей ЦК, которые приехали к Ивашко в «Барвиху». Заместитель Генерального секретаря объяснил вице-президенту: делегация ЦК в составе Е. С. Строева, А. С. Дзасохова и В. А. Ивашко намерена встретиться со своим генсеком, для чего ей требуется самолет для вылета в Крым. Янаев сказал, что ответить сразу не может, ему надо посоветоваться.

Все трое сидели и ждали. Ивашко все делал на людях, чтобы не было кривотолков. Однако самолет им так и не дали, но часа через полтора-два позвонили и сказали: один человек может полететь, будет идти самолет с представителями ГКЧП, этой возможностью можно воспользоваться.

Так Ивашко попал на борт самолета, на котором летели члены ГКЧП и А. И. Лукьянов. Владимир Антонович признался: тут он допустил ошибку, надо было все-таки настаивать, чтобы их полетело трое, а не он один, но в той обстановке особенно раздумывать было некогда, он только попросил, чтобы разрешили взять с собой врача.

В самолете заместитель Генерального секретаря сел подальше от членов ГКЧП и уединился с Лукьяновым. Когда самолет приземлился, Ивашко с Лукьяновым тотчас отделились от остальной компании и прибыли на дачу Горбачева самостоятельно. На даче так же вдвоем, отдельно от остальных, поднялись на второй этаж и начали ждать приема.

Неизвестно, сколько бы они провели времени у заветной двери, если бы не Дзасохов, который по ВЧ позвонил из Москвы Горбачеву и заверил его, что Ивашко, ожидающий в приемной, никакого отношения к заговорщикам не имеет. Просто не было другой возможности прилететь в Форос, потому и пришлось оказаться в этой компании. Горбачев смилостивился и своего заместителя принял.

Вот, собственно, и все. Остальное известно по многочисленным публикациям.

Глава 2. КАЖДЫЙ ВЫЖИВАЕТ В ОДИНОЧКУ

Двадцатого августа с утра на меня обрушился шквал телефонных звонков от иностранных и многих советских журналистов. Язвительно интересовались: кто из руководства ЦК уже навестил заболевшего в Крыму генсека? Особенно усердствовали наши самые молодые и нетерпеливые издания: «Независимая газета», «Куранты», «Коммерсантъ». Атаковали и другие телефоны пресс-центра. Бедные девушки не знали, что отвечать. На другом конце провода недоумевали: почему молчит ЦК, почему молчит его пресс-служба? Что я мог ответить своим девчатам? Они-то, конечно, люди опытные, все понимали.

Пресс-конференция, прошедшая на исходе третьего дня путча, когда стало ясно, что выступление провалилось, вызвала резко критическую реакцию в большинстве газет. Критиковали за неуклюжесть ответов, за недосказанность и расплывчатость оценок. А ведь тогда еще не было известно о знаменитой секретной шифротелеграмме из ЦК КПСС, о том, что через несколько часов будет арестован член Политбюро и секретарь ЦК Олег Шенин. Не знаю, как бы выпутывались из этой щекотливой ситуации пришедшие на встречу с журналистами люди со Старой площади.

О поступлении шифровки в первый же день путча раньше других, кажется, заявил Назарбаев. Вот ее содержание.

Документ для истории

«Секретно. Первым секретарям ЦК компартий союзных республик, рескомов, крайкомов, обкомов партии. В связи с введением чрезвычайного положения примите меры по участию коммунистов в содействии Государственному Комитету по Чрезвычайному Положению в СССР. О пленуме ЦК и других мероприятиях сообщим дополнительно. № 116/Ц. Секретариат ЦК КПСС.

Отпечатано 1 экз. в 12 час. 05 мин. 19 августа 1991 г.»

Давно уж отгремели бурные дебаты: документ это или фальшивка? Ивашко, например, неоднократно высказывался в печати и устно: шифровка не должна была подписываться Секретариатом ЦК КПСС по двум причинам.

Во-первых, текст телеграммы на Секретариате не рассматривался и не утверждался. Девятнадцатого августа, когда шифровка вышла из ЦК, отсутствовали: В. А. Ивашко — по болезни, А. Н. Гиренко — по болезни, П. К. Лучинский — находился в отпуске, Г. В. Семенова — в командировке в Алма-Ате. Даже если бы остальные члены Секретариата проголосовали «за», что абсолютно исключено, то все равно документ не имел бы юридической силы. Дело в том, что по существовавшему в ЦК регламенту документы имели право выходить в свет только после подписи Горбачева или Ивашко. Ни тот, ни другой его не подписывали.

Есть и вторая причина, в силу которой подпись Секретариата ЦК под шифровкой не действительна. Об этой причине знают немногие. Если у кого-то из секретарей ЦК зарождалось сомнение по поводу того или иного документа, вносимого на рассмотрение Секретариата ЦК, и он возражал против его принятия, проект документа автоматически снимался с рассмотрения. Такая практика сложилась в ЦК с довоенных времен, и она всегда подчеркивала особую роль этого коллегиального органа.

В данном случае не было на месте трех секретарей да плюс заместителя генсека. Разве это мнение коллегиального органа, каковым являлся Секретариат ЦК?

Известно, кто подписал злополучную шифровку — член Политбюро и секретарь ЦК Олег Шенин. Единолично. Как самозванец? Возможно. Скорее, так и было. Правда, два последних заседания Секретариата в отсутствие Горбачева и Ивашко вел Шенин, который оставался в ЦК за старшего. Помню, когда я увидел Олега Семеновича в качестве председательствующего, несколько удивился. В 1990 году, в аналогичной ситуации, когда отсутствовали Горбачев и Ивашко, роль старшего выполнял Дзасохов. Вряд ли председательствовать па Секретариатах было доверено одному из членов Политбюро без согласования с генсеком или его заместителем.

Послушаем, как объяснил этот шаг В. А. Ивашко:

— Что касается О. С. Шенина, то он вел оргработу, был членом Политбюро, секретарем ЦК КПСС по оргработе, одним словом, вроде бы ему по занимаемому положению эта функция была ближе, чем кому-го другому. Но самое главное, никто ведь ни на какие перевороты не рассчитывал.

К оценкам Шенина, оставшегося «на хозяйстве», к ею взаимоотношениям с Дзасоховым, который был «на хозяйстве» в 1990 году, мы еще вернемся. Здесь немало топкостей, деталей, которые во многом объясняют расстановку сил в Политбюро и Секретариате, характеризуют особенности поведения высшего политического руководства страны. Вернемся к событиям, которые последовали за пресс-конференцией в пресс-центре ЦК КПСС.

Двадцать второго августа все входы в здания ЦК были перекрыты. В столовую мы шли такими лабиринтами, что уму непостижимо. Лица у аппаратчиков были угрюмые. Все понимали, что это конец.

В четыре состоялось партсобрание. Мы состояли на учете в парторганизации идеологического отдела. Собирались обычно на шестом этаже в шестом подъезде, там была большая темная комната без окон с кондиционером. В коридоре появился Лучинский. Это было его первое присутствие на партийном собрании отдела.